«Не отражаешься!» — И к зеркалу вела,
но и сама не отражалась там, где волю
терял, должно быть, шар: впивалась мгла
и локти прибирала, а «доколе!»
ей, через айгенгрáу в антрацит
переливающейся, — не указ, начальник:
когда темно к плечам перебежит,
щекастый шар захнычет: «В умывальник,
скорей, скорей, а то и ты исче!..»
И после «брр!» ронялась и катилась,
жонглируя собой на циркаче,
не голова — косматый наутилус
ел мыло, мыло пил и в мыле плыл,
«сажёнками, блажной головоногий!»,
и на носу из давешних белил
выглядывал предлог для аналогий
(сомнительных!): «Вчерашний человек,
который, ну конечно же, влез в краску,
похож на бардадыма, что избег
сегодня краски, но увяз по таску
в мазуте благороднейшем. Три дня!
Ещё три дня не вылезать из ванны».
Так постепенно проступали я
и руки мамы в зеркале туманном.