Пастись в города голодающие танки уйти не могут:
или любовь, или долг, или орудий одутлых рокот
приканчивают на месте, когда у войны постыдный мир,
и граф Толстой тиранит нáбело Софью Андревну,
и генералы горюнятся на пьянках сорокадневных,
и, обменяв солярку на деньги, вешается фуражир.
В те поры танкисты откармливают собою танки:
солдат, сердечный, русский, простодырной чеканки,
жертвует танку левую руку, ногу на выбор, глаз;
у шоферни — своя гордость: детородный орган, —
палого танка водитель любимой издёрган:
«Медали — где? Поминок где перепляс?»
Целые танковые армии без ноги левой, правой,
без руки, глаза, органа зачитываются Акутагавой,
по машинам днюя, священной войны ввиду:
«Попал Тургенев — или опять приврали? —
стрелок безглазый из бойца без пениса на педали
жилы тянет: — Давай без приказа, пока на ходу». 
