За летом наступает время перед:
герои ходят строем и в глаза
(ступать порóтно — в этом мы собаки)
не смотрят: отдаление измерят,
поймут, что даль, что цель уйдёт в леса,
подранят если, если пали даки
(ведь надо же кому-то давать сдачи):
«Ну ничего, ещё наткнёмся — и», —
и вот вам углубленье черт героев:
немедленно морщины и, собача
друг друга, óбок выходные дни
и вечера мучительских покроев.
Так и уходят кто совсем, кто в роты:
«Железные дороги в эту течь
особенно проточны; направленье
любое, сволочь, облюбуй — широты
с долготами у нас не пересечь, —
и всё: качения и нашей розни тренье
само доставит. Вот порог, вот карта».
Вот время перед смертью иль зимой.
Смерть есть зима, которой надоело
быть чем-то перед чем-то вроде марта.
Зима есть смерть, которую прикрой
сугробом — и она лишь чёрно-бéла. 
