ОН
Сорвал аплодисменты на словах:
— Когда мы вздорим, парусники Блюме
испытывают трогательный страх:
на Сулавéси в каждом сердце, в шуме
заводится мелодия беды:
вулкан раскочегаривает топку,
и лавовые вспыльчивые рты,
напившись кофе, переходят к хлопку,
и к сборщикам его, и к их домам,
в которых дети, пятикратно дети.
«Кто будет нас ловить для грустных мам,
когда от пап останется в газете
заметка “Изверженье только вдов
не тронуло опять — и то немногих”? —
задумаются Блюме и на клёв: —
На острове излишек одиноких! —
столбом взовьются: — Птицы, вот и мы».
Вулкан уже бушует, дорогая:
огонь у нас — у них вовсю дымы,
и чайки потешаются, икая.
………………………………………
Размолвки наши. Вот выходят чем.
ОНИ (ЗРИТЕЛИ, СЛУШАТЕЛИ)
Дождь — но всегдá найдутся храбрецы,
поклонники искусства бурной ссоры:
аплодисменты, вскриков образцы
в ассортименте в редкие зазоры,
когда ОНА швыряет в чемодан,
закончив с нижним, верхнюю и боты,
а ОН за шанс… за сердце… за стакан…
за телефон… за грота-гика-шкоты
хватается: «Шекспира — на шампунь»,
«Верните море выпитого пива»,
«Бис» (то и дело), «Ты её приструнь»,
«Ничётак», «Какой счёт?», «Не щебетлива».
…И снова в дверь звонили, но уже
со «с вас стакан» и браво: «В прошлой сцене
вы мямлили, а тут — на мураше
мураш, да пó сердцу, да фарес, текел, мене».
ОНО (ОКНО)
Что, кроме фонаря, луны, дождя,
в окно глядело, поджигая дрязги?
Гр. Волкова из пятой кв. ломтя
небес не даст за «ничего» — но пляске
строб на бомбардировщиках отдаст
твердь тучную ночную в телескопе.
У всех во рту «война». Энтузиаст
гр. Волкова уже живёт в окопе.
……………………………………………..
Но постиженью карликов верна.
ОНА
Влюбила всех; бисировали так,
что автор, ОН, сломался в пояснице:
«Я амазонка в прошлом (!), а чувак (!)
был убеждён, что — кто там? — крановщица?» 
