…Со спутниковых карт считать следы
(как жаль, что их не оставляет птица)
собаки в поле: по полю чисты
её движенья: рысью, волочиться —
две крайних точки, а пространству несть
конца, — над полем в экзосферу длится
трава ковыль, которой не осесть —
распростираться позвана. И птица
(ни лечь, раздевшись, вусмерть ни уснуть,
как все с субботы в ночь на воскресенье,
набравшись макарон по-флотски) грудь
тревожит, затрудняет, восхваленье
выкрикивая крену с тангажом
(и рысканью, конечно, — сделав дело),
за новую берётся, что звонком
носилась по вагонам ошалело,
заглядывая пристально в глаза:
народ, где мой? Народ, не вняв собаке,
продрав глаза, ссадил во поле пса
из тамбура на всём ходу, и в шаге
рысистом у одной его ноги
сначала были тлен и переломы,
и бег был алым, чтобы едоки
полёвки протянули до истомы
весенних объедений… Вкусноты
неописуемой, наверное, у новой
глазищи… нет, тарелки хромоты…
нет, холодца… да, в общепит-столовой
таких не подают. Мы на Земле?
Вот снимки, птица: во поле собака;
другая с удивленьем на челе
готова (к прорастанью пастернака).
…………………………………………………….
Тянулось поле. Тянется ль сейчас,
когда собака пса, а птица птаху
не вырвали, и пёс застыл без глаз,
а птаха безголовой, прахом к праху? 
