Я видел снег. Он в переплёте леса
напротив, через пруд, сейчас каток
для дачных дев, висел, и пóлог свеса
чурался, в кронах ник, а поперёк
и вдоль пространств коньковых настроений,
роз, бесконечностей, параграфов, кругов,
упрямо средостеньем тем явленней,
чем больше баб из дев среди боёв
с фигурами рождалось, рос. Кишенье
мошки́ пломбирной кружевной засим
сам церемонный воздух загущеньем
и учащеньем делало живым:
лез броун в кровь — и бабы излагали
немыслимое в девичьих телах:
¹«Я Отс какой-то, и гангрена в фале
уже: рубите фал с ногой по пах»;
²«Эй, теплокровный, вставь по рукоятку
мне палку лыжную, — я, голый землекоп,
лишь у л ы б н у с ь (возьми глагол вразрядку)».
Но ниспадал ли снег? Снег бился об?
О-о-он ксерил нарисованное сталью:
холмились пéтли, присыпался лёд,
а чертежи парили, и гортанью
я мог их выпевать, глотая влёт.
И: надобно ли покоряться снегу?
Полпса, полнегодяя, всех ванесс
подъев, болталось, склонное к убегу, —
и я нырнул назад под крышу — в лес.