Наедине с собой и Джамбаттистой
ведёт себя естественно: пространно:
мешает солнце — он его тенисто
гоняет; не даётся — из тумана
барокко вынимает палец (средний),
что выбивает ножик у светила,
и пятна света гру́дятся в передней,
и он их не зовёт — чтоб ощутило,
что за Мари́но некто не наружен:
он весь внутри канцон и мадригалов,
и не сыскать ему других отдушин —
не петь же строки для цимбал, кимвалов
и хора, и скоплённого солиста
в библиотеке, где до свéту Рихтер
наигрывает бережно, лучисто, —
и книжек на испуг страшенный лихтер,
в порту орущий, не возьмёт, — но только
в ночи и Светик (этому всё можно)…
Так гаснет день, так стиховая долька
ложится на язык, а книга в ножны.
…………………………………………………..
«Читатель! Не забудьте, что в передней
толпятся зайцы: зайцев по карманам».
(Я тоже, впрочем, сед — а малолетний,
и в первый снег веду себя престранно,
и в снег последний, и в другие снéги:
замру и — снег же! — хлопья ртом хватаю,
потом, когда лучи падут на веки —
и́х размыкаю — свет же! и без краю.)