Лицо собаки покрывает за три шага
безжизненность: метели, мол, не мой
дом, сы́змала я летняя собака,
ещё три шага — и начнётся вой.
И вой через три шага слышен всюду:
«Всего шесть па — и я па-гри-би-на,
мертваго я, а вьюга самосуду
подобна… бесподобна… я копна…»
И ей с хозяином тотчас выносят лыжи,
«да не скорбите вы; и чтоб не смели есть —
последний снег». «Я лучше недослышу, —
стесняется Живаго, — чем невесть
что, раскричавшись, вырвет из постели.
Вы так и запишите: не герой,
но и не против, чтобы обогрели,
когда и он в такой же нежилой
последний снегопад увязнет, выдав
хотя бы лыжи, компас и “катись”», —
переживал спецкор Гарун-Рашидов
для «Новостей, Которые Надысь».
Народ вообще приятен в снегопады,
а летом — сволочь, может и ножом,
а в снéги — человеки, звероваты,
но так и надо, ибо поделом.