До трёх ни строчки — не терпел ошибок:
смотря в окно, в ангинном слове «снег»
не видел, что он, первый, вкусен, сыпок,
чуть кукольный, но лыжный, и Дейнек
не просто так наружу набежало,
они не воспалительный глоток
чертили головешками, не жала
издёвок, что промок — и стрептококк
уже грызёт моё цыплячье горло,
но важный снег. И выходило С Н Е К.
За С Н Е К О М набегала для укола
сестра чужая, чтобы я аптек,
больниц потом боялся и «собаки
хвостом тебя вертели в ноябре».
И бы́ло так: истыканный, я шпаги
предпочитал У Г О Л А М и горé
глаза лупил, — словарный зуд «уколом»
из-за угла колол, и я с ней рвал,
с китайской этой письменностью: «Колом,
мам, в горле встала! Я микроцефал?»
А в ноябре С Н Е К лёг, и не до «снега»
мне стало: стал как лёд, на лыжи встал.
А в феврале я вырос в человека
и на письме был вне любых похвал.