Не может не послушаться любимая,
любимая заранее прочтёт
и жжение в глазах, и содержимое
мозолистого тела, лишь насчёт
орудия, быть может, спросит строчкою
в блокноте, чтобы недопонял тот:
«Конечно, лом?» — «Ещё бы». И заточкою —
ах, милая, — проколет коверкот
пальто окрест лопатки, что ошу́юю…
Вот тем — мигрень; он плохо посмотрел; —
и живы: на нетленность аллилуйею
проверит Гавриил и, новых тел,
беспозвоночных, к самозарождению
способных, не найдя, вструби́т: «Блажен.
Не черви козыри! Он более, чем менее,
благочестив. Он наш. Берём». Взамен
хочу всё знать: крылатые! как к пению
в неумолимой нашей пустоте
приноровились вы? Совокупление —
и то надрыв. Но — петь в ничто, нигде?! 
