Дорогóй Красно Солнце. Солдаты твои с мысли сбили,
с панталыку, катушек и толку, как с валенок снег,
с ног — и жирно топтали вприпрыжку, узоры о билле
«О карачках и дóлу, когда, твою мать, печенег
к Красну Солнцу потянется» вместе с зудящей подошвой
оставляя везде, на проборе прямом и такой же кишке.
Сбили ль спесь? — Разумеется. Тот ли речивый святоша
нынче подданный твой? — Ну а кáк? Зубы гдé? Налегке
нèвоздержанный рот. Научили ль приветствовать верно? —
Если ноги хотя бы в мозолях у псовых солдат —
нèсомненно: отброшена прочь печенегская скверна,
Красно Солнце завидев, обкладывать матерно, «рад, —
на уме теребить, — буду в зюзю набраться, упиться,
коль предстанешь пред богом не завтра, а тут и сейчас.
Завтра, впрочем, устроит». Молчал почему? — А тупица,
твой солдатик, прикончил, — и я все виваты растряс.