Оторванность

Перечитав всё скопище томов
заветных книг, не читанных с рожденья,
я к зеркалу, без шуток, без чаёв
не подходил: гонял с ним до сожженья
остатков ночи стрельчатым лучом,
пробившим крест оконный, и, чего уж,
белёного невесть зачем, бичом
(пальто на голом, маска «не напоишь»)
одетого глумливо целовал
и говорил ему простые вещи:
что потому и цел его овал,
пока я пью… пока мы вместе хлещем,
а свалимся — у стен начнётся тик,
всего четыре, а зажмут, как льдами,
и он скрипел зубами, но «старик,
плесни», — мычал, и тосты двумя ртами
за дифтерит — не страшен чтоб и мил
был — поднимались столько, сколько было:
и в зеркале промелькивал не пыл —
но сущий раж: стояли — и премило —
на голове и делали антре
и я, и он… Попробуем ещё раз:
не знаю я, как он иль я в каре
домов попали! Помню только морось,
сочащуюся из квадрата, и
игрушечный, но выстрел: «Точно в темя!» —
кричал мальчишка сверху, а «живи!» —
кричал мне клоун белый, и к морфеме
.
«жив» лип окурок и вопрос: «Зачем?»