Мальчик колесит руками формы,
с помощью которых крыши край
не небрежен — бережен, а нормы
перевыполнения пускай
достаются если не ворóнам,
то забредшим к краю просто так,
помолчать, уснуть, ниспасть, уроном
не считая если не синяк,
то остановившееся сердце
около такого этажа,
где душа на слове «обессмерться»
сторонится, и ни анаша,
ни глубокий сон без сновидений
не способны выкорчевать миг
окончанья; зимний ли, осенний,
летний и какой ещё язык
этот промежуток не способны
занести в родные словари:
сердце рвётся, зрение подробно,
время затяжное, почтари
могут сесть и выклевать буханку
на рубашке так, что не взойдёт,
из двунадесятой наизнанку
кроха выворачивает рот:
«Мама, кто-то над полуверстою
глубины воздушной битый час
зависает; я затеял злое:
я багром его, чтоб детский глаз
не мозолил, зацеплю — и нафиг»;
много русских слов, никак одним…
Руки! Мальчик, накрутите навык
птицы, стрекóзы; мы сохраним,
разовьём сноровку. Формы! Формы
птичьих и стрекозьих длинных крыл,
мальчик, навертите; стихотворны
были — будут былью, только жил
не жалейте, куколка; имаго
машут снизу: хочется планет!
Знание заслуживает шага:
мир не плосок, мальчик, края нет.