По глазам сразу видно, летает ли и высоко ль;
а потом — разговоры, которых стесняется, что ли:
по губам узнаю в её шёпоте букву Глаголь,
букву Фита и Юсы, которых в глаголе «вспороли»
(тучу, дождь пронизав!) не сыскать, ибо прячет ещё
эту странную ловкость, пришедшую прошлыми днями,
от людей под землёй, от меня маломальского (о,
как с такой высоты эти рыбные люди тенями
бестолково снуют в бесконечной сентябрьской воде!),
колесящего веткой голу́бой… куда же?.. куда-то;
а глаза голубые — всегда, и в руке, в теплоте —
человек Пастернак ин-октáво, всегда ажитато,
хоть потуплена и незнакомы мы, ибо Ему,
дав, забрать эту ловкость раз плюнуть, я помню, я знаю;
эту странность взлетать докажи-ка Ему… Я сожму
её Борину руку и выйду: держись, неземная. 
