В пору пчёл, шмелей и иже с ними
воздух, дуя в дудку крыльев, ветр
поднимает: сладкий ветер выи
вертит, шевелит за километр
до цветочных сборищ на лужайках —
или пять, иль засветло уйдёшь
не вздыхать — вдыхать в цветочных стайках,
а под утро в воздухе галдёж
васильковый около полудня
и гречишный около того
шага неотложного; у трутня
голова кружится стрелкой, ó
полюс зацепившейся, но кто-то
«Чай и целоваться, — говорит,
говорит и делает: — Охота
целоваться? чаю? Я — завлит
этого нектарного театра,
я умею». — И целует так,
что у «нежно», «битый час», «заядло»
возникают смыслы, что никак
не давались человекам прежде;
и сервиз шутя из рукава
достаёт, разжёвывая: «Режьте
мне в глаза, хороший, но строфа
.
Губы, сладкий, сладкие такие
В эту пору пчёл, шмелей, что — о!
Не сойти с ума нельзя, стихии
с чаем поблажая горячо.
.
хороша, не так ли?..» После чая
в эту пору пчёл губами с губ,
сладкое заядло изучая,
сладкое сбирает чаелюб.