Движение манерное, наверное:
и поза беспорядочного сна,
и остановка громко внушена
вагонным говорителем сполна,
три раза упрекнувшим: «Дело скверное —
не выйти на своей», да сон глубок, —
а человек железистых дорог,
что в книге был, на диво легконог
вдруг сделался, вдруг приуныв, наверное,
что у Пармиджанино тут прокол,
и молодая женщина Орёл,
иль Серпухов, к которым снизошёл
электропоезд, чудище стозевное,
проедет, ибо спит, а не в глаза
Пармиджанино смотрит, колеса
дрожания не ведая, «коза
плацкартная, а носом королевною
клюёт, закрыв глаза на тучный лай,
в турецком-то наряде». И пускай
вагон потом осудит: «Отругай
его!», её целует и, наверное,
ей на платформе говорит не раз:
«Люблю (люблю в периоде)». И фраз:
«Ну а чего? не встретимся ж» для нас
он не жалеет, чучело манерное.