Венский захер

Рыдал ли враг, сначала сдавшись с болью
мигреневой и, может быть, недугом
медвежьим — но живым, как смех в застолье,
как дети за спиной, когда ко вьюгам
пристраиваются в восторге гости,
коль даже в самовар налита водка,
.
потом, найдя, что и в собачьей кости
есть сладость и онá, вестимо, тётка —
а не земля в сведённом рту в окопе,
пехотою закатанном в дорогу
для танковой атаки, целя в сдобе
и пряниках домов родной, «к поджогу
любимого кондитерского дома
готов, — произнося покорно. — Можно
настильно врежу, но не по любому,
а этому, отецкому, и тошно
не будет вовсе, а? Кумулятивным?
Иваныч, разрешите засандалить»?
.
Конечно, выл. Конечно, по гостиным
в слезах палил. Конечно, следом наледь
с щёк смахивал. И выл неотличимо
от Шарика, от пса, с которым пасся
на танковом просторе, псевдониме
селёдочной толкучки, на фугасе
ночуя на одной цепи с собакой.
И мы давились смехом: венский зáхер
небось едал, а ноет, и над дракой
его с собакой за пилёный сахар
со смеху подыхали. Но отличник —
наш фриц пригретый: накрывает нá спор
детдом, его жильцов, его жиличек,
любой из невоюющих диаспор.