Поговорив о чём-то с кем-то где-то
(я что-то говорил, она ли, он,
а может, и они, а может, нетто,
без тела, голос в трубке гамма-фон
насвистывал, произносили что-то
своё или в ответ), я вышел из
чего-то вроде «эй!» (широкорото
прикрикнутого по оси абсцисс
на ось другую, времени с начала
не только ширины и высоты,
но и переселенья матерьяла
куда-нибудь, где сгусткам не чужды
четыре размерения Вселенной,
и «эй!», вернувшись через годы на
разрезе поперечном предвоенной
ещё сосны притихшим, времена
описывало частью речи «были»,
но на ладонь за семечком еды
не шло) во что-то вроде то ли были,
то ль россказней мороженой воды,
когда идёшь в затылок иль навстречу
себе и просишь пропустить, а он,
она не сторонятся, и калечишь
себя внезапно день за днём эон.