Всё шлёт своё движение вовне,
любая суть сопряжена с любою:
чащоба уготовлена ополью:
ополье иссякает, и в возне
берёз и яблонь на краю земли,
кули хлебов плодящей без указки
подводами до неба, лишь бы ласки
хватило на колёса и снесли
обремененье звери битюки,
заметно удивленье переносом
плодливости на чернолесье: с носом
оставив свои яблони, нуги
и вкуса небывалого полны
берёзовые гольдены и рéды,
у яблонь же берёстою пригреты
стволы, стволы, стволы, и зипуны
берестяным, но яблонным письмом
не торговать мерзлячим свеям глупо,
и даже в непролазных дебрях дуба
китайки, объедения притом,
на чуждых ветках — чудный урожай.
А также по ополью ходят люди,
и страсти чернозёмны их, и, буде
им не сажать приспичит — курят знай
и с голодухи знай на друга друг
идут с ножами, жирно вырезая —
горячий чернозём! десятерная —
богатыри, не мы — отдача! — сук,
поверивших в чудесный чернозём,
и Мудрому едва хватило пота,
дорезать остальных, чтобы охота
сажать вернулась. Снова отрастём.
любая суть сопряжена с любою:
чащоба уготовлена ополью:
ополье иссякает, и в возне
берёз и яблонь на краю земли,
кули хлебов плодящей без указки
подводами до неба, лишь бы ласки
хватило на колёса и снесли
обремененье звери битюки,
заметно удивленье переносом
плодливости на чернолесье: с носом
оставив свои яблони, нуги
и вкуса небывалого полны
берёзовые гольдены и рéды,
у яблонь же берёстою пригреты
стволы, стволы, стволы, и зипуны
берестяным, но яблонным письмом
не торговать мерзлячим свеям глупо,
и даже в непролазных дебрях дуба
китайки, объедения притом,
на чуждых ветках — чудный урожай.
А также по ополью ходят люди,
и страсти чернозёмны их, и, буде
им не сажать приспичит — курят знай
и с голодухи знай на друга друг
идут с ножами, жирно вырезая —
горячий чернозём! десятерная —
богатыри, не мы — отдача! — сук,
поверивших в чудесный чернозём,
и Мудрому едва хватило пота,
дорезать остальных, чтобы охота
сажать вернулась. Снова отрастём.