Портвейн с молоком

В города проникая, когда две авоськи полны
не наполненной тарой, но тарой испитой, иначе
на людей огрызаешься: можешь себя присобачить
к человеку в трико и ногастому — и бузины
.
ей букет очень хочешь всучить, видя, как под трико
шевеля́тся крыла и шевéлится всхолмленность ниже,
губы как шевелятся в «вы, что ли, пьяны?», чернокнижны
как глаза, потому что трамваи бегут далеко,
.
а ты близко лежишь на асфальте, под взглядом упав.
Дождь минует, и выйдет из-под козырька двух ладошек,
и ты ждёшь, что заметит и скажет: «К портвейну горошек
ничего так, из банки вы будете?», но педсостав
.
изнутри говорит ею: «Ладно, давайте букет.
Это что? бузина? это что? как красива, собака»,
и уходит куда-то, прикрикнув: «За мною — ни шага»,
и прикрикнув так весело, что огрызаешься вслед:
.
«Хорошо! Хорошо. Хорошо. Хорошо. Роддома
пусть такими, как вы переполнены будут». И ви́на
в электричке сосёшь, будто грудь, ненасытно, невинно…
Можешь-можешь, и делаешь это, но скоро зима.