…и выходить в окно (а о дверях
писали словари, что устарели),
ныряя вниз, вернее, в снегирях,
в лазоревках в прозрачной акварели
ходить, ходить в воронах в лютый цвет
потоков туч, воды, всегдашне было,
и, было, упадали и в сюжет
«Антоновка за пазухой — грузило
для ангела немыслимое, и
лежи теперь, летун, весь в переломах, —
и заживай скорей. Твои стрижи»
привычно попадáли. И несомых
ветрами в небо вброшенных ребят
прибавилось по горло; было б странно,
когда бы поредело их: хотят
передохнуть отцы от моноплана —
закидывают в высь: «Ты полетай
пока, потом вернись», а детки в стаях
за пеночками в путь в Индокитай
счастливо отправляются, в китаях
вдруг ощущая, что у мамы грудь
пора сосать до пустоты и счастья, —
спешат назад, наткнувшись на «хлебнуть
хочу без промедления»; участье
спасает лишь от осыпанья: шар
из пеночек их возвращает, школя:
«Когда, птенец, ты вылупок, скаляр
и вектор не “пустое, ма”, а доля».
писали словари, что устарели),
ныряя вниз, вернее, в снегирях,
в лазоревках в прозрачной акварели
ходить, ходить в воронах в лютый цвет
потоков туч, воды, всегдашне было,
и, было, упадали и в сюжет
«Антоновка за пазухой — грузило
для ангела немыслимое, и
лежи теперь, летун, весь в переломах, —
и заживай скорей. Твои стрижи»
привычно попадáли. И несомых
ветрами в небо вброшенных ребят
прибавилось по горло; было б странно,
когда бы поредело их: хотят
передохнуть отцы от моноплана —
закидывают в высь: «Ты полетай
пока, потом вернись», а детки в стаях
за пеночками в путь в Индокитай
счастливо отправляются, в китаях
вдруг ощущая, что у мамы грудь
пора сосать до пустоты и счастья, —
спешат назад, наткнувшись на «хлебнуть
хочу без промедления»; участье
спасает лишь от осыпанья: шар
из пеночек их возвращает, школя:
«Когда, птенец, ты вылупок, скаляр
и вектор не “пустое, ма”, а доля».