…конечно, доля: усвистать направо,
завязнуть в горизонте слева, — á
когда-нибудь потом, над эльдорадо,
осенним полосатым дорожа
за пазухой, в карманах (нёс и нёсся
на помощь, огибая пол-Земли:
у них вовсю пеллагра, новый Ося
не замечая вытекшей сопли,
вот-вот начнёт произносить за корку
единственные русские стихи),
прицельно ахнешь яблоком вдогонку
за человеком всякой чепухи
(портянок, смерти, сала, сытной водки
и бабы, раскоряченной под ним), —
и ссыплешь горку яблок тем, кто ходки,
уйдя в побег, который исполним
за живостью собак, которым спится
и видится порвать за сахарок,
и ветхостью бегущих, чьи копытца
откидываются наискосок
и не пылят, едва ли, вряд ли, ой ли
(зачем бросал? — не знаю, узнаю́),
и падаешь, крича от ясной боли:
шарахнули в ответ по воробью
из всех стволов, накинулись на небо,
по курице ударили. Пером
подушечным куриным сыпля, хлéба,
нельзя не донести, и лишь потом,
карманы яблок выгрузив, как Осип,
увидев, возвращается, живёт,
лететь, держась за небо. Лучший способ
летать — собой кровавя небосвод.
завязнуть в горизонте слева, — á
когда-нибудь потом, над эльдорадо,
осенним полосатым дорожа
за пазухой, в карманах (нёс и нёсся
на помощь, огибая пол-Земли:
у них вовсю пеллагра, новый Ося
не замечая вытекшей сопли,
вот-вот начнёт произносить за корку
единственные русские стихи),
прицельно ахнешь яблоком вдогонку
за человеком всякой чепухи
(портянок, смерти, сала, сытной водки
и бабы, раскоряченной под ним), —
и ссыплешь горку яблок тем, кто ходки,
уйдя в побег, который исполним
за живостью собак, которым спится
и видится порвать за сахарок,
и ветхостью бегущих, чьи копытца
откидываются наискосок
и не пылят, едва ли, вряд ли, ой ли
(зачем бросал? — не знаю, узнаю́),
и падаешь, крича от ясной боли:
шарахнули в ответ по воробью
из всех стволов, накинулись на небо,
по курице ударили. Пером
подушечным куриным сыпля, хлéба,
нельзя не донести, и лишь потом,
карманы яблок выгрузив, как Осип,
увидев, возвращается, живёт,
лететь, держась за небо. Лучший способ
летать — собой кровавя небосвод.