Круг меловой умело нарисую
и окружу его десятком стульев,
предположив, что девять заняты́
прохожими, допустим, одесну́ю,
ошу́юю пускай сидят, ссутулив
военный стан (и это полбеды —
.
когда начну, согнутся пополам),
полковники, старлеи, рядовые
чистейших русских войск, кавалеристы,
и цокают по праздничным делам,
румяные, дрожат, парад, впервые,
и сам им машет, и внутри игристы
.
кровь, лимфа, содержание желудка,
а спинки — шеи; только табуретка
пустует, потому что табурет
умеет слушать, иногда мне жутко,
как он, такой отзывчивый, нередко…
всегда, чего там, принимает бред
.
рассаженных на нём за боль, беду,
стихи и откровенье, просто тосты
пошлейшие, под водку — за монету!
Прохожих выкликал с балкона: ту,
изящную, просил взглянуть проросты
лесных хвощей («их ёлочки»), а эту,
.
с руками в сумках с самым чёрным хлебом,
упрашивал скорей взять на поруки:
простирывать, давать порой мышьяк.
Итак, я в круге, полон зал под небом
заплёванного потолка, и суки
к кукареку относятся никак.
1 Комментарии
и окружу его десятком стульев,
предположив, что девять заняты́
прохожими, допустим, одесну́ю,
ошу́юю пускай сидят, ссутулив
военный стан (и это полбеды —
.
когда начну, согнутся пополам),
полковники, старлеи, рядовые
чистейших русских войск, кавалеристы,
и цокают по праздничным делам,
румяные, дрожат, парад, впервые,
и сам им машет, и внутри игристы
.
кровь, лимфа, содержание желудка,
а спинки — шеи; только табуретка
пустует, потому что табурет
умеет слушать, иногда мне жутко,
как он, такой отзывчивый, нередко…
всегда, чего там, принимает бред
.
рассаженных на нём за боль, беду,
стихи и откровенье, просто тосты
пошлейшие, под водку — за монету!
Прохожих выкликал с балкона: ту,
изящную, просил взглянуть проросты
лесных хвощей («их ёлочки»), а эту,
.
с руками в сумках с самым чёрным хлебом,
упрашивал скорей взять на поруки:
простирывать, давать порой мышьяк.
Итак, я в круге, полон зал под небом
заплёванного потолка, и суки
к кукареку относятся никак.