Сразу после

Исследуем же гладь и тишину,
которая наступит… завтра… после…
с коленцем воробья «я не спугну,
я коротко, я шёпотом, я взросло»,
пока не стали ликовать, опять
постреливать, салюты отдавая
в шесть вечера, и водкой исцелять
подставившего горло. Запятая
со скорым забыванием всего
без всякого «увы» необорима…
Блескучее воронье озорство:
распахнутый с коронкой рот из грима
мать-мачехи и гильзовой гряды
торчит, и птица тщится золотое
отнять у рта; а гильзы ей чужды:
в окалине, избыток и пустое.
Но кроткое, на цыпочках, травы
кургузее! Мертвец не шелохнётся,
не пустится вдогон, вскрывая швы,
поддетым ипподромным иноходцем.
Для нежной чёрной птицы в этот час
не разбудить важнее премоляра.
Так хорошо, так тихо, будто нас
упрятала под землю мешкотара.