Каждый третий грустный быстрый серый
заяц побелеет, из трамвая,
невообразимо в ноосфере
разочаровавшись, выбегая:
зайца перережет, перед этим
поседеет он, засеребрится
в миг один, и мы вдогон заметим,
что теперь косой не на землице —
но в сугробе может схорониться,
не боясь винтовки Драгунова,
из которой мы, отродье фрица,
бьём их, зайцев, влёт, чивотакова,
из трамвайных окон; сможет зайчик
за полночь, бесстрастно день во снеге
пролежав, объятый сном трамвайчик
страстно в плен взять, будто мы абреки,
глотки перерезав тем резцами,
кто его обидел, а остатки
языками станут, праотцами
гансами плюясь… Солёно-сладки,
рельсы и колёса, хоть лижи их,
в жизни с нами выпачкают серых:
средь цветочков на ушах пришитых
ленточка «Втемяшим на примерах».
Пассажиры, берегитесь зайцев,
едущих трамваем, а не чащей
уносящих ноги от данайцев,
ибо каждый третий — настоящий.