Ева трогает

Ева — секс-работница, она
трогает. Потрогает чего-то,
и чего-то, чья-то неохота
быть-вдыхать, становится трудна
и потеет в самый стылый час,
и глаза закатывает в банки,
и в пристенок хочет, и к орлянке
падка, и пусть даже фтириаз,
но через дорогу никого,
получеловека-недотрогу,
не перевести, не взять дорогу,
на которой только в Рождество
насмерть давят, может, жёлтый дом,
весь пятиэтажный и вонючий,
под надзор — несносно, и под случай
не влюбиться, чтобы чередом
было всё: зачать, родить дитя
Каина, окончить вуз и ноги
лошадей, людей лечить в тревоге —
а не безучастно, не шутя, —
невозможно. Тронула — и всё:
умирает с песней про калину,
и глиобластома вполовину,
кажется, ужалась. Ева — о
точке прикасания: «Се срам.
Это лучше, чем в собачьем танке
сжечься в бойне при орангутанге?
Лучше нашей лепры, а, Адам?»