, а я метелю Ванюшу за Любку, как подлая».)

Этот покойник в колодце, в пропаже которого
не признавался никто, никогда, ни за что
(«мне фиолетово», «зелено мне», «помидорово
мне, а вам нет?», «эбонитово мне», «мне бордо,
если бы даже он был моим деревом шурином», —
так отвечали народы планеты Земля
в день появления тела в колодце; в сожмуренном
не узнавали кого бы то ни было, для
необъяснимость скончания и безызвестности
трупа, который был слишком для смерти хорош:
бычье здоровье, гримаса весёлой уместности
происходящего, сто девяносто, чертёж
велосипеда в кармане шинели по Гоголю,
рядом — записка «ДОВОЛЬНО.», и ну никаких
ран, ни царапинки, губы, пожалуй что, окали,
прежде чем некто прилёг и без сроку затих,
впрочем, ни Вологда свежую стрижку под мальчика
тела за сорок, ни Глизе признать не смогли),
так и лежал бы в колодце, но кто-то запальчиво,
некая дева из Вóхтоги, в ревности и
смертоубийстве («лопатой забила милёночка»)
лет через надцать призналась («а звали Иван,
а как фамилия, я и не знала, легонечко
вдарила — и увлеклась, весь в крови сарафан,