Он су́кровицу строго нам сулил —
и с лимфой нам пустил кровь, пот и слёзы,
и зубы раскрошил тому, кто хил
аресту не даваться и белёсым
нырять в окно седьмого этажа,
когда они выпиливают двери,
а то и в них палить, их потроша,
когда они в дверях и дармовее
токующих баранов глухарей.
Мы молча уписали его строгость
«и нет тебя, раскрывший пасть, мокрей;
закон — молчок и ангельская кротость»,
слюнявчики до нитки промочив, —
и стали выживать без всякой цели,
лишившись языка, ведь он речив.
Цветочки гробовые, иммортели.
и с лимфой нам пустил кровь, пот и слёзы,
и зубы раскрошил тому, кто хил
аресту не даваться и белёсым
нырять в окно седьмого этажа,
когда они выпиливают двери,
а то и в них палить, их потроша,
когда они в дверях и дармовее
токующих баранов глухарей.
Мы молча уписали его строгость
«и нет тебя, раскрывший пасть, мокрей;
закон — молчок и ангельская кротость»,
слюнявчики до нитки промочив, —
и стали выживать без всякой цели,
лишившись языка, ведь он речив.
Цветочки гробовые, иммортели.
