Велосипедисты?! Меткий штрифель,
залучённый стаей на этаж,
чтобы я сосал его, как грифель
кохинора, прежде чем мураш
беспримерных рифм не пробежится
по спине, а после, словом полн,
мысляще жевал, на вереницу
велосипедистов валом волн
отвечает: яблоки, с балкона
взвившись плод о плод, летят в тех, кто
крутится по улице, резонно
сладко спящей всякой ночью, до
с прописной Виктории. Есть темя,
есть висок, есть яблоки в мешках;
ночь хрупка, когда у рифмы время,
но и окаянна: била б в пах,
только где он у колёсной дряни,
гомонящей стадом и круги
режущей; она висок румянит,
темя красит штрифелем. Резки
яблоки на страже писчей ночи:
велосипедисты так и мрут;
как теперь, себя же не мороча,
велосипедистам не капут
строфами желать, но слабость праха,
будущего праха моего,
к их залитым соком яблок ряхам
петь в другое велоудальство
новой — не последняя же — ночью?
Яблоки, вы — звери. Хороши —
как тихи! — в падёжном средоточье
и велосипедные мужи.
залучённый стаей на этаж,
чтобы я сосал его, как грифель
кохинора, прежде чем мураш
беспримерных рифм не пробежится
по спине, а после, словом полн,
мысляще жевал, на вереницу
велосипедистов валом волн
отвечает: яблоки, с балкона
взвившись плод о плод, летят в тех, кто
крутится по улице, резонно
сладко спящей всякой ночью, до
с прописной Виктории. Есть темя,
есть висок, есть яблоки в мешках;
ночь хрупка, когда у рифмы время,
но и окаянна: била б в пах,
только где он у колёсной дряни,
гомонящей стадом и круги
режущей; она висок румянит,
темя красит штрифелем. Резки
яблоки на страже писчей ночи:
велосипедисты так и мрут;
как теперь, себя же не мороча,
велосипедистам не капут
строфами желать, но слабость праха,
будущего праха моего,
к их залитым соком яблок ряхам
петь в другое велоудальство
новой — не последняя же — ночью?
Яблоки, вы — звери. Хороши —
как тихи! — в падёжном средоточье
и велосипедные мужи.