N

Потрогать тонкий смуглый шёлк не то же,
что прикасаться к загорелой коже
летающей по дому дамы N,
на май и лето, «на сентябрь? — быть может»,
оставшейся, «а там не-лето съёжит
потоки косохлёстов до морен,
и не походишь с голыми ногами».
.
Всё это время, то есть «месяцами»,
N неодета: «Летом ни к чему
летать по дому в подвенечных платьях
и в чёрных скорбных платьях при оладьях,
компотах, щах и яблоках, в дрему́
валясь, устав. А также луч светила!
Дотягивается, где б ни ходила,
и греет свою N. А также ты!
Сама длина — вот что такое руки
твои, меня доставшие на юге
и к северу несущие, где льды:
остывшие перина и подушки».
.
В июле привыкаешь: до макушки
краснеть перестаёшь и даже глаз
не то что не отводишь — наблюдая,
не видишь и того, что с маху в мае,
слепя глаза, гвоздило.
.
Осень — раз,
и расцвела, и, как и говорила,
N собралась, N уезжает, стыло
N стало. N, совсем не побыла!
N в тонком смуглом шёлке, и под платьем —
одна она. Страдаю, N! Пожатьем
плеч отвечает: майся до тепла.