За Сашу

Случается, я прыгаю: я прыгаю,
пересекая Сашино шоссе,
не то что б с мясом вырванным, заикою
(заикою сначала, весь НЗ
других изъянов в бóли пустив пó ветру,
став отбивной, которой слово «труп»
не поддаётся), в коем, по пульсометру,
мясные, но ничтожные тюп-тюп —
скорее эхо, а не показатели,
хочу я стать. А вот зачем: за ним,
шоссе, — сады, которые не спятили
и сушками по-прежнему с одним
желаньем — чтоб сосали — в год от бремени,
наверно, разрешаются раз семь.
Солёными и с маком! В нашем племени
в пурге без них и день — глухая темь,
и с Кéмью не сыскать пучину Белую,
в сугроб без них — кирдык и абгемахт:
иззябнешь, а сосёшь — «Ах, понаделаю,
продрав глаза, детей, — мечтаешь. — Ах,
смотри-ка, ноги целые и носятся,
а ведь проспал в сугробе до весны».
Без сушек за щекою — околёсица,
и тьфу, и кой чёрт о-ше-лом-ле-ны
вы, предки, были другом-и-подружкою
настолько, что аз есмь и у шоссе,
и вижу деревá уже, и сушкою
грядущей наполняюсь, и, как зе,
как ан, как шимп, прыгуч во имя Шурочки,
которая шагая с за щекой
ванильной сушкой, в ЗИЛ-130, дурочка
сосущая, влетела. Вот на кой!..
Я под колёса прыгаю, за сушками
в сады, что за шоссе, спеша. Небось,
исхохотался ангелок с веснушками:
грузовики увиливают вкось.