Зачем я завернул в зелёный лес
для беглых, если пегий чёрно-белый
окрест — и без элегий, блажи без,
нарвал, мозжит, расчёсанный абсцесс,
нарыв везде, на всём, вот это сделай:
нож накали и полосни, протез
.
когда-то человека… В юный влез!
Я беглый, что ли? Влез в лес желторотый.
Где дышишь, а тебе наперерез
лимонница выпархивает чрез
белянок расстояния и в злотый
на темени вперяется. Не лес —
.
оскомина в замурзанных «нишкни!»
ртах от законов леса с их базаром
цветенья-угасанья и возни
с наливом-колошением во дни
с улыбкой до ушей для всех и даром,
а в нóчи угасания — с «зевни,
.
поляг и до подъёма затаись»,
внушением позёмки-на-подлёте.
Где за любым шмелём — такая высь,
а за любой мать-мачехой — возвысь
слегка напев, и вот он, весь в мокроте,
такой стишок (стишки не даль, а близь!).
.
И как, вернувшись, с ними пить теперь?
Как с ними преломлять тогда буханку —
когда ты им из-леса-стих, а серь
«чего? зелёный лес? не лицемерь,
он, сука, серый; вот ты наизнанку
и вывернулся без кровопотерь».
для беглых, если пегий чёрно-белый
окрест — и без элегий, блажи без,
нарвал, мозжит, расчёсанный абсцесс,
нарыв везде, на всём, вот это сделай:
нож накали и полосни, протез
.
когда-то человека… В юный влез!
Я беглый, что ли? Влез в лес желторотый.
Где дышишь, а тебе наперерез
лимонница выпархивает чрез
белянок расстояния и в злотый
на темени вперяется. Не лес —
.
оскомина в замурзанных «нишкни!»
ртах от законов леса с их базаром
цветенья-угасанья и возни
с наливом-колошением во дни
с улыбкой до ушей для всех и даром,
а в нóчи угасания — с «зевни,
.
поляг и до подъёма затаись»,
внушением позёмки-на-подлёте.
Где за любым шмелём — такая высь,
а за любой мать-мачехой — возвысь
слегка напев, и вот он, весь в мокроте,
такой стишок (стишки не даль, а близь!).
.
И как, вернувшись, с ними пить теперь?
Как с ними преломлять тогда буханку —
когда ты им из-леса-стих, а серь
«чего? зелёный лес? не лицемерь,
он, сука, серый; вот ты наизнанку
и вывернулся без кровопотерь».