Вши

Живое и четыре дохлых пса,
когда устройство с реактивной тягой
врезается в их кокон, всей ватагой
вываливаются, и бирюза
нисколько не заботит их, хотя
в их танке нет ни солнца, ни заботы:
«Останки, неужели неохота
курнуть? Вот папиросы. Я не мстя,
я, видите ль, до придури фигляр».
Чумазым, как из кокона белянкам,
имаго, псам войны, лежать у танка
приспичило, уютнее; поджар
в покойной позе вид «танкисты для
учёта и складированья в морге»:
заострены морозом, даже зорки,
хотя глаза смежили им, деля
на тех, кто тлел, и тех, кто не погас:
мол, видим цель и к ней вот-вот припустим.
Живое ж разбегается по устьям
ожогов, ран: сосать, у вшей приказ.