Шикльгру́беры и гопники — свои,
свои и наши, если только наши
шикльгруберов маня́т не «бяша-бяша»,
но «цып-цып-цып» и подзывы сии
сопровождают папиросой в глаз:
правши — в глаз левый, а левши — чтоб гас.
.
Но это диво, а обычно так:
к шикльгруберу приластится окопник
(а гопники — окопники), и «Гопник,
слышь, гопник, — шикльгрубер, а чудак:
расчувствовался — просит: — Не о зле
я помышляю, но о шабале:
.
средь гопников есть кое-кто, кого
на абажуры, хохломские ложки,
мосты во рту, на мыло, рожки-ножки
перековать — раз плюнуть, отчего
об Индигирке я, о Колыме
всё время шевелю мозгами. Не?
.
не время разве? Время. Никому
пусть десять лет не пишут. Лишь ин-кварто
с чернилами отнять в начале марта —
и в марте же разучатся письму:
зачем им эта блажь на рудниках…»
И гопники такие: «Фюрер, ах».
свои и наши, если только наши
шикльгруберов маня́т не «бяша-бяша»,
но «цып-цып-цып» и подзывы сии
сопровождают папиросой в глаз:
правши — в глаз левый, а левши — чтоб гас.
.
Но это диво, а обычно так:
к шикльгруберу приластится окопник
(а гопники — окопники), и «Гопник,
слышь, гопник, — шикльгрубер, а чудак:
расчувствовался — просит: — Не о зле
я помышляю, но о шабале:
.
средь гопников есть кое-кто, кого
на абажуры, хохломские ложки,
мосты во рту, на мыло, рожки-ножки
перековать — раз плюнуть, отчего
об Индигирке я, о Колыме
всё время шевелю мозгами. Не?
.
не время разве? Время. Никому
пусть десять лет не пишут. Лишь ин-кварто
с чернилами отнять в начале марта —
и в марте же разучатся письму:
зачем им эта блажь на рудниках…»
И гопники такие: «Фюрер, ах».