Оруэлл убивает

Как в наших палестинах задыхаться
легко и омичу, и петроградцу!
И остальным, конечно, недотёпам,
которые не стали, не смогли
из палестин, да хоть бы автостопом,
убраться, когда Оруэлл, люли,
люли, настал, на стол — да с сапогами —
забрался, чтобы снова Соловками
закончилось, теперь уж навсегда.
.
Нам «цоб-цобе» (вчерашнее «айда») —
а мы, синея, падаем и к луже,
как простипома, еле, неуклюже,
змеясь, ползём, лелея слово «жабры»
(что если мы вновь рыбины, люли?
а не бараны? а они не бáбры,
исправно исполняющие «пли»?), —
но в луже та же опера: удушье,
и в атмосфере то же: безвоздушье, —
и вонь невыносимая погон,
.
портянок, порохов и похорон.
Не стало, говорю, в расее дыха,
настало гомерическое Тихо:
всяк человек на ИВЛ-машинке,
а нелюдей покрыли патрули:
у нелюдей есть рты, их рты починка —
зашивка — заждалась, стоять, люли.
А вонь у них… у нас — спокон в привычке,
а похороны мы из вони вычли.
Рейх номер пять, как всякий рейх, — петля,
.
удавка номер пять для москаля.