Потом

Один потом сказал, что он плевал:
плевать хотел — и плюнул в человека.
.
А человек сказал, что наповал
плевавшего хотел уделать: «Эко
плюющееся нечто, подошёл,
как пароходы к пристани с портвейном
подходят, приставным, степенно, стол
на палубе накрыт, в золотошвейном
матросы пьют портвейны за столом…
и плюнул, сука, в ласковую рожу.
И положил в карман — я был в жилом
Armani, пиджаке, мне сын Серёжа
дарил, чтоб я во гробе в нём лежал… —
во внутренний карман, саму гранату,
и нож воткнул в меня, то был кинжал
с отделкой золотой, с “Асклепиаду
от Зинки за завидные глаза
и бешенство любви на дирижабле”,
насечкой на кинжале, пронизав
яремную, рубиновые капли
мешали мне смотреть, и я, глупыш,
подумал: расплескался экий ливень, —
а это он, а это его шиш
меня посёк струёю. Что ж, наивен.
И стоик, что ж: уделывать не стал».
.
А хор открыл глаза: «Четыре раза —
четыре, а не раз! — киноцефал
слюной плевал в Зенона! Но проказе
псоглавца стоицизм не превзойти!
Зенон не мент! Немыслимо дать в морду
недужному! Куда ни шло — с пяти
плевков. Зенон — звучит ужасно гордо!»