Луна, цветы, «Алёнка», — и Винсент
не пьёт и не пытается стреляться
с дурдомовской вохрóй (охотнорядцы,
они громят Винсента за абсент,
а надо, по их разуму, вкушать
смирновскую единственно и смир-р-рна!
стоять, когда следы амфетамина
в моче найти старается не тать,
но доктор айболит, скотина, тпру,
а также сиволапствовать на наши
художества: тебе, скотина, кашу
в кальсоны навалили ввечеру,
а ты с ней спал, а утром её ел,
а надо как? а надо не мерси́ нам,
а в морду кулаком и керосином
облить в ночи, поджечь, тогда отстрел
вангогов, разбегающихся прочь,
начнётся неизбежно, он — веселье,
твоё мерси стоит в мозгу шрапнелью,
ты б обрусел, Винсентик Ван, короч…
а чем кормить свиней, когда в тебя
влезает столько торопливой каши?
будь сытым, Гог, пожалуйста, и наши
однажды перестанут не шутя,
пока вы спите, зашивать вам рты) —
.
уже неделю пишет эти штуки,
попавшиеся на глаза и в руки
.
(подсолнухи прекрасны, прегорды:
не гнулись и не меркли под дождём;
«Алёнкой» одарил безумный русский;
а девять лун с недельною утруской,
влетев в окно, сказали: «Подождём,
пока не нарисуешь на луне
подсолнухи и плитку шоколада»),
.
но нет с картиной никакого слада,
он ест себя с собой наедине.