Высморкался в кулак, вытер о плечо и грудь встречной гражданки, а когда та, перестав улыбаться, нахмурилась, задумалась о нехорошем и дурно о нём, развернулся, догнал её и дал ей пинка, произнеся: «Нежно, не по копчику и не пыром. Хорошая ткань. Это что, шевиот? Умеют же нгличане. А юбка из чего?», и пошёл дальше, крикнув гражданке и всем вообще: «Лыбся. Не будешь — опять нагоню, но уже пыром». Потом вспомнил что-то, крикнул: «Стой. Я сейчас», крикнул людскому облаку справа: «Денег дайте-ка. Нет, пачку», церемонной походкой подгрёб к гражданке, которая, замерев на его «стой», так и не смогла обернуться, и отдал ей пачку: «Не бижайся, зла не держи. Я — хороший».
.
Куда же он пёрся-то… А, да.
Вечер нудный, но будет хохотно: волкодав; волкодава в начальники, граждане холопы; явление волкодава в струменте сласти; ответы волкодава на острые вопросы; обсуждение достоинств волкодава; открытое голосование; быть или не быть волкодаву во главе р-р-родины; осмелятся ли возвысить голос на волкодава; вечерний салют изо всех орудий Ленгор.
Всей дминистрацией целый день прошибали друг другу головы, кого же, ну кого же вместо-то, а? Забавную анаграмму «кунгуру», найденную на 5-тысячной монетке, однажды эмитированной банком родины? если сожительницу, то какую из них? набухший мартом сугроб? боко харам? грудь гражданки из г. Вятки, проигранного в «очко» Уралмашу, на которую укажут литейщики? или токаря́? Кому из этих пяти по зубам наши бараны?..
«Волкодаву». Это была вторая его речь за пару дней. Вчера он, скатавшись к телебашне на танке, провозгласил: «Ухайдакался, сваливаю», а нынче возгласил: «Волкодаву» (стенографистка подумала: «Брякнул», а потом подумала: «Нет, возгласил» и побежала докладывать). Значит — волкодаву. Решено.
Волкодава искали с обеда всей родиной на лучших зонах: с самыми высокими заборами и опулемёченными вышками, с самыми зверскими населенцами и краснопогонниками, с самой густой тайгой до арктического горизонта и китайского окоёма. Подходящих нашли нескольких. Распорядились: «Эрофлотом, мухой, нужны до заседания с исторической телетрансляцией. Покормите отборным мясом, дайте чьей-нибудь крови, не жмитесь, есть же у вас доноры?»
Доставили четырёх отменных, выстроили почётным каре, сам на красном квадрате на вёртком барном стуле: засматривается в очи волкодавов, выбирает превосходного из отменных: «Не тот, не тот, не тот, этот: мы с ним друг дружке понравились с первого взгляда и сейчас будем, казалось бы, беспричинно обниматься, пуская расчувствованные слюни».
Успели до заседания струмента сласти. «Выдуйте же, — позволил, — нынче же всей дминистрацией самовар хлебного вина. Заслужили».
.
Было хохотно.
Уважил струмент сласти: сам вывел волкодава («Готовы старика на волкодава променять?» — «Нет». — «А придётся».), предпочтя длинный поводок короткому, чтобы, отпущенный, давал волкодаву волю дотягиваться до середины партера, и без намордника, ибо исчерпывающий доклад и остроумные ответы, а не просто многозначительное молчание, глядя в опущенные глаза. Сначала — выступление: рычал яснее мёртвой тишины столько, сколько попросили из телевизора; стучал лапой, ломая трибуну за трибуной, пока не принесли сварную, её в гармошку не сложишь; дорычал на впечатляющей низкой ноте («Если проголосуете — не подведу», — показал проворными руками переводчик); сорвал овации. Потом — пятиминутка вопросов: на приятные отвечал, перевернувшись через голову и сделавшись точь-в-точь престидижитатором Мессингом: призывал спрашивавшего к ноге, сбивал его с ног, укладывал в гроб, потея, распиливал гроб тупой лучковой пилой и под живой духовой оркестр, лабающий Шопена, предъявлял части залу, задирая у распиленных дам мини-юбки и показывая исподнее у депутатов; острый вопрос был один: «Почему вы, а не набухшая молоком грудь пассии № Сбились-Со-Счёта?», встречен сообразно: надев пахнущий «Шипром» намордник, Мессинг обернулся волкодавом, подскочил к любопытствующей бывшей проститутке, обнюхал её и пролаял дать ей леденец на палочке в эрегированной форме, а дорогие одежды остальных, до седьмого ряда партера, порвал на клочки и разметал по колонному залу дома союзов, связующих разноплеменцев.
.
Единогласно, и даже зачем-то сверх того.
Старый начальник был тут же аккуратно зарезан в тесном помещении для конвойных и отправлен малой катафалкнутой скоростью вдоль и поперёк р-р-родины для назидательного прощального показа массам.
Новый начальник ходил на банкете, припрыгивая на задних лапах, и искромётно шутил (через переводчика жестов и рыка): «Служу. Рад служить», лизал соблазнительной пахучей пастью лапки бывшим личным секретаршам, певицам песни «Валенки» и заблевавшим весь ближний космос космонавткам, через переводчика извиняясь в том, что не может произнести подобающий случаю комплимент, не может, но — дайте срок, «очень уж вы мне нравитесь».
А подъедать начал сразу же, безо всякого плана, в порыве безотчётных чувств, но всего семерых…
.
…тех, что руку «за» тянули без рвения, не порвав пиджак под мышкой.
Хотели талый мартовский сугроб, а поступили не по желанию.
Питер Брейгель. «Четыре отменных волкодава» (2024). Холст, масло.
Питер Брейгель. «Волкодав перед выступлением в колонном зале» (2024). Холст, масло.