Страх называю петей, колей, васей;
ещё собакой называю страх.
Ни письменным прошением, ни вазой
не отмахнёшься от (уж вгорячах
писал уничижительно и с хрустом
раскалывал о страх дурной хрусталь,
попавшийся под руку): петя усом
не вёл, не плакал пёс-возьми, «засаль, —
молчал из-за угла, — и я исчезну».
Ага, «засаль», не салочки — но брань…
Я впутаться боюсь: внизу полезно
несут из магазинов («перерань
их с высоты», — подначивает коля)
в мешках картошку и на сошках их,
ручные пулемёты. Я бы боле
таранить мог: картошки на худых
плечах — да по мешку (мы с Волосами
однажды с поля взяли по мешку
и жарили потом жаль не годами),
да несколько «калашниковых», у́
которых скорострельность — ликованье.
Зачем мне столько: чтоб в три глотки жрать,
стреляя с крыши в эту тараканью
возню частиц. Их, броуновских, рать,
а я один. Но как стрелять, не зная
имён… как не спросить о них у них…
Не впутаться б в такое. Страх без края-
конца: внизу есть горстка дорогих. 
