№9

То хорошо, что стозевное чудище óбло,
женщин глазастых вмещает и терпит меня,
а на уснувших на рельсах не лает: «Эй, шобла», —
режет забывшихся сном, со стараньем звоня
в первосентябрьский смерти подобный звоночек
(ибо когда-то он взлаивал: «Нынче берём
не бутерброд — интеграл по поверхности мочек
девочки рядом… шучу, по поверхности — стрём
брать интегралы, их можно не взять. На уроки,
дети мои, арифметики, нуте-с, бегом!»).
Это, конечно, 9-й трамвай. Синещёкий
милый и искренний: пел в микрофон о чудском
кровопролитии, лёд перекрасившем в алый,
после сказал, что хотел бы поспешно принять:
«Ни у кого нет портвейна с собой?» (без деталей
жажды). Конечно же, это водитель. Раз пять
он попросил, — я, конечно, откликнулся: «Нате».
Не протолкаться к водиле, и я передал
пойло в стакане по риску какой-то в халате
и бигуди (впереди восседала). «Пиал
нету с собой, — пошутил, — не могли б вы в стакане?..»
Господи, голубоокая. Господи, та?
(Семь тысяч раз снилась некая, будни поганя,
голубоглазая дивная, но никогда
днём не встречалась, отсюда и нежность к портвейну.)
Передала. Повернулась опять. «Да, я та, —
произнесла, целоваться полезла шутейно. —
Рано ещё целоваться. Не будет моста,
где бы мы ни́… или “не”?.. только это не сразу.
Завтра ж начнём! А пока я хочу потерпеть».
И посмотрела просительно, но синеглазо.
И я услышал, как травы крушат ожеледь.