Как живёшь, хорошая? — А, дышу.
Всё наряды к мальчикам подношу,
Платья под снарядами на куски,
Истрепалась дóседа, мотовски.
У танкистов бережный только взгляд:
Раз дала дотронуться, на бушлат
Зашвырнут, не думая, ситец ли,
Или шёлк ручищами растрепли.
В остальном по-честному: пока жив,
Мальчик будет свататься вперерыв,
Да просить горячего провернуть,
И бойцам привидеться как-нибудь —
Чтобы и зажаренной поутру,
В шлемофоне слышала моё «Ну?
Час на всё про всё, пацанва!
Разве в танке жизнь? Нет, лафа!»
Чтобы там, на облаке, средь азов,
Впавших в дрёму смертную сопляков,
Я была теперешней, без всего,
Согревала в памяти. Каково?..
Замуж очень хочется. Ты ж не взял,
Как газету старую, ощущал:
Прочитав от корочки до доски,
Разодрал «хорошую» на кульки.
Что хранишь в них, милая? — А, труху.
Вот любовь вчерашняя, здесь, на мху.
Это — дни отпетые, как во сне,
Год ходила дурочкой: был ли, нет?
Тут стишки постыдные — недожгла:
«Где ты? Я соскучилась…», бла-бла-бла.
Здесь кулёчек с осенью, тут — с весной,
Нашими последними, чёртов мой!
Чистенький и правильный, что тебе?!
Я себя всю взрезала в похвальбе,
Наизнанку вынулась, догола…
Но болит по-прежнему пустота. 
