Раскатывая* строчки по равнине,
мы вскоре доберёмся до каймы —
до оторочки мира с героиней,
любительницей всякой кутерьмы
со спуском по атлантам к черепахам,
омеге с альфой прелести земной,
к слонокитáм, сердечным вертопрахам,
праздношатающимся пленною толпой
(«Уплыть нельзя, остаться невозможно,
но как терпеть их шуточки à la
“мы вечные, а вы лишь непреложны”,
а сами-то, мы знаем, заруля́т,
не глядя на приборы, и морозы
ударят на год раньше сентября…
Родные черепахи без износа,
морям пресны любые якоря!»);
с футболом на краю, когда мячами
не дорожат из принципа «хоть раз
от сердца врезать — пусть хоть с сивучами
киты гоняют до потери масс»
(тот побеждает, кто за время матча
отправит морем сто голов подряд);
с прыжками в небомóре наудачу
(дельфины выловят, задружат, одарят);
с сидением на зорьке на востоке
(с ногами в бездне, надо ль уточнять?),
когда по медной тверди, как на вдохе,
взбегает солнце — снова и опять…
Пора признаться, что всему причиной:
она, и край её, и наш на нём уступ.
Чем отплачу любимой героине? —
Cкатаю строчки в точку её губ. 
* Читать (если вдруг, став на минуту-другую соавтором этого стишка, захотите прочитать его лучшему человеку на своей глади) и впрямь следует нá ухо, полушёпотом. Результат — ошеломляющий. Испытывалось долгими счастливыми годами.
