Он в пятке целый день ходил,
крови́л, но как же нравился!
Наверно, лучший из мерил —
я не просиживал, а жил, —
вот только нé дал завязи.
Земля в гулянье — хороша!
Кругла, грязна, извилиста,
она достойна мятежа:
споткнусь за то, чтоб черемша,
росла и на суглинистой.
Впервые дéвиц разглядел:
ах, до чего же стройные!
Из ног фасона «обалдел»,
из нежных маечек и тел
изящно как устроены!
Вдруг стало ясно, это боль —
вдохнув в себя, надеяться:
стать поперёк, шагая вдоль,
невмоготу, и в этом соль,
а остальное — смелется.
За занавеской — пустота:
болит, покуда терпится;
у одиночества нужда —
не воздух, только духота, —
так для чего же лестница?..
И как же здорово узнать,
что чáянные дéвицы
«моя твоя не понимать»,
«у нас особенная стать»,
и прочие нелепицы! 
