Обычная история: тьма снаружи

В окне пух март, но всё ещё зима:
тьма утром, днём просвет и снова тьма —
у глобуса в избыточных широтах
лихва не жизни, но солнцеворотов,
всё время зимних, празднуемых так:
кругом Певéк, и прокурор южак,
жестокость проявляющий в поступках,
баранов в рог в бараньих полушубках
сворачивающий, и не успеть
ни загореть, ни нож вогнать на треть, —
светает на минуты; значит — шило,
чтоб населенье глупо не блажило,
не набирало зыбкие «ноль-два» —
в такой-то ветер в темноте едва
заметное лишь за стаканом рвенье
к нулю стремится слева, вдохновенье
ментов дрожащих вряд ли осенит,
и лучше затаиться возле плит,
вдыхая шаурму, что бдит в духовке:
движения тягучие, неловки,
засунул голову и в рефлексию впал,
зрачок зашёл, и слеп белка опал,
и до предлога ли тогда дверного звона,
но вам же всем подать наполеона,
к двери (вдруг мир светлее стал!) нестись
и выкашлять из хрупких лёгких слизь,
когда я их проткну, зачем-то надо,
а это я — хоть глаз коли, монада.