Роится день, и у его плеча,
там, где моё давай вбивает в сушу
себя, несясь и ломкий наст суча,
вдруг осекаюсь: падаю, конфужу
синиц, других бегучих за спиной,
одни с кусками сала, остальные
со спасом «ну чего ты» и волшбой
«встань и беги»; пощёчин и по вые
изрядно получив, встал и бегу,
но снова вкопан — и теперь уж чтобы
лечь посреди пруда лицом во мгу,
и небо ртом, и все его худóбы
волнистые, пернатые и март,
который не сегодня, только днями,
хватать и пить, при чём тут миокард, —
на первом солнце все мы временами…