Некто падает с каната,
застревая, впрочем, между
сушей, ртами и закатом,
и июльскую одежду
мочит уличная слякоть,
сушит солнце до тарани,
прежде чем, упав на мякоть
низа, некто протаранит
ординаты километров
мокрым в вяленой рубашке
и сухим, продутым ветром
до хотения рюмашки
(вот бы хлопнуть, и цветущим,
без простуды, приземлиться,
но высоты склонны к стужам,
тропосфера не теплица),
до того, как пасть на руки
(мы их вытянем наружу,
только б ветреность и трюки
ветр урезал и не вьюжил
нашим кем-то между небом
и асфальтом, и рекою,
и устами с курослепом,
и широтами дугою:
мы бежим за ним вторые,
первыми, вторые сутки,
мы устали, мы впервые
ловим, не упустим, дудки),
семафорит: «Неуклюжи,
не поймаете, согласны?»
Что ж, тогда отмоем в луже,
будет чистым и прекрасным.