Летом этим не всех, но всё
я любил — а всего первее
ходить хотел босиком, о
припёк изжариваясь и ржавея
(в дожди занесёт — сброшу окрас),
по бесподобным камням голым, —
и я ходил, раз мечтал, саврас
во мне сиял, несясь за усолом
(в ненастье зайду — опреснюсь от дождей),
и время сбивал до прорех в побежке:
две стрелки, тыкаясь, из новостей
выуживали: — Вечер ужé, опешьте,
о длинная. — О короткая, о-о-о!..
Сначала как сонная муха: нóги
тащиться рвались, будто крыло
ещё не выросло и в дороге
можно устать и можно назад
поворотить желание с марта:
пятки, обугливаясь, дрожат:
всё, отсинели, и пó сопромату
(можно жениться?) экзамен сдают
(можно): обугленные по стенке
каменной дóма (и это маршрут:
дом — не упал, но таращатся зенки,
а ноги делают, — долгий бордюр
и тротуары, и плиты на стройке,
и известняк у Оки, от текстур
коего пяткам достались набойки)
чешут ни шатко. Да только потом
жар всё равно донимает, — и бéгом
ноги спасаются: там, за углом,
дождь или сутки скребут по сусекам —
и всё в тенях! — И огонь позади,
он не успел, он не может угнаться,
только следы мои, вот и ходи,
камню достались — чего обижаться.