А второй услышал сразу: «…Знаю.
Первый объяснил, что не больная,
просто так устроена “нелепо, —
он грустил, — зато вполнеба очи”».
Верил первый, что не тамагочи,
просто с превосходством ширпотреба:
с прежним животом — и не смутится
руки вырывать при очевидцах
и латать потом на кавалере
локти, пальцы правой самой нежной,
той, ласкал которой, лёжа лежнем
нá и óбок, пришивать; умерит
гнев от сообщения халата:
«Дети не положены, ребята:
ты — всего лишь дворник тротуаров,
вы, мадам, — плечистая с плаката
“Есть каноэ? — Будет и регата”»
и кричит: «А школ! а семинаров
в интернетах столько про мальчишек
прям из живота! — И до одышек
у гребчих гребёт воглубь плаката: —
Статочное ль дело: тамагочи!»
И второй, опять чернорабочий,
с м/сх профессора физмата,
чип от боевого сарацина
вынул из «как звать тебя?» — «Ундина»,
из подружки вынул: «Слухай соул:
у меня в Эль-Регистане кодер,
дошлый не из рёбер, так из бёдер.
Забрюхатим, девка». Успокоил.