Гоголю удобно электричкой:
нахлобучит каску, блёклой птичкой
у окна забьётся в мерный стук,
подбирая очертанья рук
под себя и мышки, в плащ-палатку
(в «Переписке…» объяснил: «Несладко,
сжёгши том, лобзания, как плеть,
чувственных читателей терпеть»),
намечая для поездок краски:
в сумерках сомнительны и вязки
носа узнавания, и нос
в темноте торчит поверх берёз,
только и мерцающих в пейзаже
цвета тлена плоти; в макияже
отражений цепкий правый глаз
видит, что дорога утряслась:
некто в хаки едет себе сиро…
Я — напротив, губы пассажира,
рельсовые стыки, по складам
вытвердив «додéс-кадéн», «та-дáм»,
оставляют, вытянувшись в нити
ропота: «Живым не хороните». 
