Подсмот[о]р?.. — вря́д ли, нет, под присмотром
сижу на кортках, пишу доносы
от кочумая — да с редким бодрым
с утра настроем, звонкоголосо —
царю народу, который книжку
открыть откроет, припомнив: «…русский?»,
а не вспомянет (я не унижу,
сказав, что русский ничуть не узкий?
Что он, собака, такой широкий,
что тонешь, только подумав: «Глу́би
его для боли, для онкологий,
затянут сами, что я Гекубе?
нет, на фиг, на фиг, скорее ноги
отсюда». В русский по причиндалы
заходим, и́ то, что выше, стрóки
читают эти и до отвалу,
как вьюга, злятся, — макушка, шея,
да тот же пояс: сухи и злятся) —
пошёл ты лесом, ты мне чужее,
немой потомок, джалалабадца,
мычи и дальше, безгласный вася,
листать не надо, не надо! книгу
на место, пóэл? Полóжил — спасся
от «*ля, стишата, кому-то бзику
марать хватает», от слюнопрений,
изжоги, нервов, своей культурки,
врождённый русский. Без уверений
в любви и вере, не твой, из дурки
Ису́пов. Словом, строчу не в ныне,
но в послезавтра, когда… не важно,
пишу зачем-то… когда в терцине
нужда настанет, и, будоража
воображенье, «комедианта»
от Б-га Данта из магазина,
гм, понесут, как сейчас — анданте
портвейны тащат Русь и русины*.
И Сашу П., и, конечно, Саню…
Пишу — а мальчик замрёт и зряче,
как на досмотре, провидит, раня,
сколь быть осталось писучей кляче.
Стоит и смотрит; торчит и видит;
дитя, а знает. На перемотке
жизнь пробегает. «Когда?» — «Эпитет
“ещё попишешь, но от щекотки”
тебя устроит?» Ах, ангелочек,
поймаю — вырву; шучу: катись ты.
Пусть послезавтра, но не без строчек,
в которых редко нальются свисты. 
* В историческом смысле слова :-), не в нынешнем: скажем, не русским (русьскым), но русином называл себя «букварный» Афанасий Никитин. Чем мы хуже :-)?
